КАК СОСЛАН ЖЕНИЛСЯ НА ВЕДУХЕ
 
 Семь лет сватался Сослан в Ведухе, прекрасной дочери
Челахсартага, и семь лет подряд отказывал ему гордый Челахсартаг,
сын Хиза.
 Однажды нартский род Алагата устроил пир. Все нарты собрались
на этот большой пир. В обширном доме Алагата уселись они рядами.
 Урызмаг сидел во главе одного ряда столов, Хамыц – во главе
другого, во главе третьего ряда сидел нарт Сырдон.
 Был приглашен на этот пир и сын Хиза Челахсартаг.
 Ели и пили нарты на торжественном пире рода Алагата. Волнами
перекатывались здравицы – от старших к младшим и от младших к
старшим.
 В разгаре был пир, когда Челахсартаг, сын Хиза, стал спорить с
Сосланом о том, кто из них лучше.
 – Клянусь отцом своим, – сказал Челахсартаг, – во всем готов я
состязаться с тобой и уверен, что во всем превзойду тебя. Ну-ка,
давай спляшем на спор.
 – Спляшем, – ответил Сослан. – А что ты поставишь в заклад?
 – Вот если ты спляшешь лучше меня, – сказал сын Хиза, – тогда я
выдам за тебя дочь свою, красивую Ведуху. Ну, а ты что поставишь?
 – Шлем Бидаса поставлю я,–сказал Сослан.– При вести о битве
шлем этот сам взлетает на голову воина, покрывает её, и воин
становится неуязвимым. Но еще в придачу ставлю и мой меч, и мой
панцирь. Как старшему и как гостю у нартов, тебе начинать,
Челехсартаг.
 Вскочил с места сын Хиза и начал плясать. Сначала он долго
плясал на земле, потом на стол вскочил сын Хиза и стал плясать на
столе – и тут же задел и пролил рассол и хлеб уронил со стола.
 Сел Челахсартаг на свое место, и пошел плясать Сослан.
 Хорошо плясал сын Хиза, но Сослан плясал лучше – как вскочил он
на стол и пошел перескакивать со стола на стол! Волчком кружился
он по самому краю столов и ни одного куска хлеба не задел, ни
одной чаши не пролил. Потом подняли все пирующие свои мечи и
кинжалы остриями вверх, и начал Сослан плясать невиданный танец на
остриях мечей и кинжалов. С такой быстротой вертелся он, с какой
колеса мельницы кружатся в бурном потоке.
 – Ну и ловок – как бес! – восклицали те, что любовались пляской
Сослана.
 Долго плясал Сослан.
 Когда сел он на свое место, хозяева пира Алагата внесли до
краев наполненную ронгом большую почетную чашу Уацамонга. За
четыре ручки поддерживали они эту чашу и, обратившись к пирующим,
сказали:
 – Тот, кто спляшет, держа на голове нашу чашу Уацамонга, и не
прольет из нее ни капли ронга, тот поистине будет считаться лучшим
танцором.
 Вскочил с места сын Хиза, поставил на голову чашу Уацамонга и
пошел плясать. Хорошо плясал он, ничего не скажешь, но все же
капли ронга нет-нет да и переливались через края чаши. После того
как кончил плясать Челахсартаг, снова наполнили до краев чашу
Уацамонга и подали ее Сослану. Поставил Сослан себе на голову чашу
Уацамонга и пошел плясать. Еще лучше, чем первый раз, плясал он, и
ни капли ронга не перелилось через край чаши; Ну, как было не
удивиться такой пляске?
 Кончил плясать Сослан, и сказал нартам сын Хиза Челахсартаг:
 – Чтобы вам всем здесь погибнуть, если не услышу я от вас
правды о том, кто из нас плясал лучше.
 – Ты услышишь правду, – ответили нарты. – Ты, сын Хиза, плясал
хорошо, но Сослан плясал лучше тебя: спор выиграл Сослан.
 Ничего не ответил Челахсартаг, в гневе выскочил из-за стола,
сел на своего коня и поскакал к себе домой, в крепость Хиза.
 На другой день собрал Сослан своих друзей и поехал в крепость
Хиза за прекрасной Ведухой, которую обещал ему Челахсартаг.
 Но накрепко запертыми оказались ворота крепости, и понял
Сослан, что изменил Челахсартаг своему слову и не хочет выдать за
него красавицу Ведуху. И решил тогда Сослан силой взять крепость
Хиза и увезти красавицу Ведуху.
 Вернулся Сослан домой, позвал глашатая и сказал ему:
 – Пройди повсюду и прокричи громко нартам: «Сегодня пятница, а
в следующую пятницу идем мы в поход на крепость Хиза! И тот дом,
который не вышлет нам воина, тот дом навеки отдаст мне в рабство
юношу!»
 Известил глашатай всех нартов об этих словах Сослана. И во всех
нартских домах стали снаряжать воинов.
 У табунщика нартов не было взрослых сыновей, его единственный
сын еще лежал в колыбели. И громко сетовал табунщик:
 – Сам я пойти в поход не могу: не на кого оставить мне табуны.
А если не пойду я в поход, то должен буду отдать Сослану в вечное
рабство единственного сына.
 Изо дня в день целую неделю сокрушался табунщик, днем и ночью
размышлял он вслух о своей беде. И вдруг услышал он из колыбели
голос своего сына:
 – Не кручинься, отец, отправь лучше меня в войско Сослана.
 Удивился отец и ответил сыну:
 – Разве бы я горевал, если бы мог ты отправиться в поход?
 Потянулся тогда мальчик в своей колыбельке, расправил руки и
ноги – затрещала колыбель и распалась на части. И сказал мальчик
матери своей:
 – Я что-то голоден, нана.
 Тут испекла мать хлеб. И в длину и в ширину равен был этот хлеб
росту мальчика. Мальчик тут же съел весь хлеб, и на глазах у отца
и матери вырос вдвое.
 – Теперь я отправлюсь в поход, – сказал он. – Если Сослану во
время боя надо будет сойти с коня, то я смогу хотя бы уздечку
подержать.
 Большое войско собрал Сослан и повел его в поход. В пути догнал
войско мальчик. Увидел его Сослан и спросил:
 – А ты куда собрался?
 – Еду в поход. Буду у тебя воином, – ответил мальчик Сослану.
 – Дело без молокососов обойдется, – сказал Сослан. –
Поворачивайся лучше обратно.
 – Не гони меня, Сослан, – сказал мальчик. – Я еще пригожусь
тебе. Нужно тебе будет спешиться в бою, хоть уздечку твоего коня я
смогу подержать.
 – Пуглив мой конь. Если вырвет он у тебя уздечку, за что ты его
схватишь?
 – Я схвачу его за челку.
 – А если ты оторвешь его челку?
 – Я схвачу его за гриву.
 – А если ты гриву оторвешь, и он вырвется?
 – Я схвачу за уши.
 – А если уши оторвутся?
 – Я схвачу за хвост.
 – А если хвост останется в твоих руках?
 – Я ухвачусь за его заднюю ногу.
 – А если он оставит тебе свою ногу?
 – Ну, если ты не сочтешь для себя позором среди нартов скакать
на трехногом коне, без челки, без гривы, безухом и бесхвостом, то
никакой позор мне не страшен.
 – Не простой это мальчик! –сказал Сослан и принял его в свое
войско.
 Окружило войско нартов крепость Хиза и начало ее осаждать. Но
крепко-накрепко заперты ворота крепости. Ничего не может поделать
Сослан, ни один камень не сдвинулся с места в крепостных стенах.
Соскочил Сослан с коня, оставил коня мальчику, а сам подошел к
воинам, осаждающим крепость.
 Долго смотрел мальчик на то, как идет сражение, а потом выбрал
он в лесу самое высокое дерево, пригнул его к земле, привязал коня
Сослана за четыре ноги к ветвям, уздечкой примотал его голову к
вершине. Отпустил он дерево, выпрямилось оно и подняло коня над
всем лесом.
 Побежал мальчик к Сослану. Увидев его, спросил Сослан:
 – Куда дел ты коня?
 – Посмотри, как он крепко привязан, – ответил мальчик. – Не
бойся, никуда не убежит. А меня пусти сражаться.
 На вершине дерева увидел Сослан коня своего и подумал:
"Хорошего друга нашел я себе». А мальчик все просит Сослана.
 Что было делать Сослану! Согласился он.
 И сказал мальчик Сослану:
 – Видишь, над крепостью Хиза высится черный утес. Я залезу туда
и буду разбивать его своей пятой. Обломки его будут падать в
крепость Хиза и разрушать ее. Есть у Челахсартага заветная стрела,
изготовленная небесным Курдалагоном. Пустит он в меня эту стрелу,
попадет она мне в пятку, упаду я с высоты утеса, но ты подхвати
меня, не допусти, чтобы я коснулся земли. Через семь ручьев должен
ты перенести меня, и тогда исполнит Бог твое желание. Оживу я,
разрушу крепость Хиза и вынесу тебе красавицу Ведуху. Но если
уронишь ты меня на землю и не сумеешь перенести через семь ручьев,
то погибну я и ничего не выйдет из твоего похода.
 Забрался мальчик на вершину Черного утеса и стал разбивать его
своей пяткой. Полетели осколки в крепость Хиза, и много улиц
завалили они. Увидел тут мальчика Челахсартаг и пустил в него
стрелу Курдалагона. Вонзилась стрела в пятку мальчика, и, как
сноп, покатался он по склону утеса. Но схватил Сослан свою бурку,
широко развернул ее, поймал в нее мальчика и, не дав ему коснуться
земли, держа мальчика на руках, быстро побежал, перескакивая через
ручьи. Три ручья миновал он, и вдруг встретился ему старик. На
плечах старика старый кожаный мешок, а под мышкой вилы со
сломанными зубцами. А это коварный Сырдон принял образ старика.
 – Куда ты спешишь так, отец? – спросил его Сослан.
 – Разрушили нарты крепость Хиза, вот я и спешу туда:
 может быть, и мне перепадет кое-что из добычи. А ты как будто
похож на нарта Сослана. Так что же ты возишься здесь с мертвецом?
Ведь этак похитят твою красавицу Ведуху, – сказал старик.
 Не послушал Сослан старика, побежал он дальше. Когда перескочил
он с мальчиком на руках через четвертый ручей, зашевелился
мальчик. Перескочил он через пятый ручей – забилось у мальчика
сердце. Еще перейти два ручья – и совсем оживет мальчик. Изо всех
сил бежит, торопится Сослан. Вот миновал он шестой ручей и видит:
идет ему навстречу старуха с ситом в руках.
 – Не Сослана ли я вижу перед собой? Что ты возишься здесь с
мертвецом? Взяли нарты крепость Хиза и похитили твою красавицу
Ведуху. Видишь, я тоже тороплюсь туда со своим ситом: может быть,
и мне что-нибудь перепадет из богатой добычи.
 Дрогнуло сердце Сослана: раз женщина так говорит, то не может
это быть ложью. Не знал Сослан, что это все шутки Сырдона.
 Разостлал Сослан на холме бурку, положил на нее мальчика, а сам
кинулся к своему войску. Прибежал, видит – сидят нарты у стен
крепости, дожидаются Сослана. Понял тут Сослан, что обманут он,
кинулся обратно к мальчику, но застал его мертвым. Землей
мертвящей успел посыпать его Сырдон, и умер мальчик.
 Что тут делать Сослану? Отпустил он домой свое войско, сам
подошел к тому роднику, откуда брали воду люди Хиза, притворился
мертвым и даже весь покрылся червями. Пришли из крепости Хиза к
роднику водоносы и увидали мертвого. Вернулись они обратно и
рассказали Челахсартагу, что лежит у родника красивый мужчина,
умер он, и даже черви покрыли его. По их рассказу узнал
Челахсартаг, что мертвый человек – это Сослан, но ие поверил в
смерть Сослана.
 – Совсем он не мертвый, притворяется, – сказал Челахсартаг.
 – Я пойду туда, – сказала Ведуха, – хочу увидеть его.
 – Не ходи, – сказал ей отец. – Он поймает тебя.
 – Не тронет он меня, – ответила Ведуха. Скрыв лицо ладонью,
спустилась она к роднику. Зачерпнула она воды и вернулась домой.
Трудно было Сослану сдержаться при виде ее, но он даже не
шевельнулся.
 – Постыдился бы ты, отец! – упрекнула Ведуха Челахсартага. – От
этого мертвого, кроме костей, ничего не осталось, а ты даже
мертвого так боишься его, что не смеешь к нему подойти. Если
Сослан мертвый способен внушать такой страх, значит, был он
отважен и достоин меня. Ах, почему ты не выдал меня за него!
Никого я не встречу теперь лучше его!
 – Он не умер еще, – сказал Челахсартаг. И приказал Челахсартаг
слугам своим накалить докрасна вертел и воткнул его в пятку
Сослану.
 – Если вертел, пронзив всю ногу, выйдет над его коленом и он
все-таки не шевельнется, вот тогда я поверю, что он мертв.
 Слуги сделали так, как велел им Челахсартаг: накалили они
докрасна вертел и от пятки пронзили им ногу Сослана. Стерпел
Сослан эту боль и не шевельнулся. Но все-таки не поверил
Челахсартаг в смерть Сослана.
 – Принесите мне вертел, – сказал он. Взял Челахсартаг вертел и
понюхал его.
 – Жив еще этот проклятый Богом, – сказал Челахсартаг.
 – Что ты только говоришь! – сказала Ведуха. – Если кому колючка
вонзится в ногу – и то ему не удержаться от крика. Но если этот
нарт, которому в пятку вонзили раскаленный вертел, жив и даже не
охнул и не шевельнулся, то какой же другой жених был бы больше
достоин меня?
 Вышла Ведуха из крепости и, ударяя себя по лицу, стала
причитать, как по дорогому покойнику. Подошла она к тому месту,
где лежал Сослан, и сказала:
 – О ты, из несчастных несчастный! Умер ты в тяжелых страданьях!
Если бы знала я раньше о том, что тебе грозит смерть, я бы
бросилась в быструю речку, чтобы только спасти тебе жизнь. Как же
не пожалеть, что умер ты без славы!
 Трудно было сдержаться Сослану, но опять сдержался он и даже не
шевельнулся.
 Увидел Челахсартаг, что вернулась его дочь невредимой, не
выдержал и вышел из крепости, чтобы взглянуть на мертвого врага.
 Вот все ближе подходит он к Сослану, вот подошел он совсем
близко. И тут не выдержал Сослан, вскочил он и бросился на
Челахсартага. Кинулся Челахсартаг к воротам крепости, и тут настиг
его Сослан, ударил его мечом и снес ему полчерепа. Но Челахсартагу
все же удалось скрыться в крепости, и крикнул он оттуда Сослану:
 – Через неделю повторится бой, а пока поднимусь я к
Курдалагону, чтобы он залечил мне голову!
 Поднялся сын Хиза Челахсартаг на небо, и Курдалагон сковал ему
из меди новую крышку черепа. Но, надев ее на голову Челахсартага,
спросил Курдалагон:
 – Снаружи я приколочу ее гвоздями, но как загнуть мне их
изнутри?
 – Об этом не беспокойся, – ответил Челахсартаг. – Каждый раз,
когда ты будешь забивать гвоздь снаружи, я кашляну – и гвоздь
загнется как нужно.
 Так вылечил Курдалагон сына Хиза Челахсартага. Когда наступил
день поединка, помолился Сослан Богу:
 – Бог богов, мой Бог! Если я зачем-нибудь нужен тебе и наделен
тобою хоть небольшим счастьем, то повели солнцу греть с такой
силой, чтобы у лысого голова треснула, а медный череп расплавился.
 Вышел из крепости сын Хиза Челахсартаг и стал дожидаться
Сослана. Но Сослан не идет. Ждет сын Хиза, а солнце греет все
жарче, и расплавилась тут медная крышка черепа Челахсартага,
сгорел его мозг, и, не сходя с места, умер Челахсартаг.
 Увидел это Сослан, вошел в крепость и сказал Ведухе:
 – Я убил отца твоего, теперь ты моя.
 – Я согласна быть твоей женой, – ответила Ведуха. – Только
сначала нужно похоронить прах отца моего.
 И велел тут Сослан выстроить большой склеп, и положил в него
мертвого Челахсартага.
 – Я похоронил твоего отца, – сказал Сослан Ведухе. – Какую еще
отговорку придумаешь ты?
 – Хочу я своими глазами увидеть, как похоронен отец мой, –
сказала Ведуха, – и тогда да благословит нас Бог, кого мне тогда
бояться?
 – Ну что же, пойдем, и взгляни сама, – сказал Сослан. Не видел
Сослан, что булатные ножницы спрятала Ведуха в своем рукаве.
Взглянула Ведуха на мертвого отца, ножницами пронзила она свое
сердце и замертво упала на труп. И пришлось Сослану похоронить ее
рядом с отцом.
 – Много несчастий пережил я, но такого еще не случалось со
мной, – сказал Сослан.
 Да и как было не горевать ему о красавице Ведухе, которой он
столько лет добивался? Решил он охранять тело своей возлюбленной.
Три дня и три ночи сидел у ее изголовья и вдруг видит: из угла
склепа ползет змея и подползает к телу Ведухи. Схватил Сослан свой
меч и надвое разрубил змею. Хвостовая половина змеи осталась на
месте, а та половина, где голова, быстро уползала обратно в норку.
Стал Сослан ждать, что будет. И вот видит он, что змея выползла из
норы и держит в пасти волшебную бусину – бусина исполнения
желаний. Этой бусиной потерла змея то место, где разрубил ее
Сослан, и тут же срослись обе половины, и поползла змея прочь. Но
Сослан ударил ее мечом по голове и убил насмерть. Вынул он из
пасти ее бусину исполнения желаний и приложил к ране Ведухи.
Вздохнула девушка, потянулась и сказала:
 – Как долго спала я!
 – Долго, очень долго, – ответил ей Сослан. Вывел Сослан Ведуху
из склепа и привел ее в свой дом. И весело зажили Сослан и Ведуха,
и крепко любили они друг друга.
 
 
 
 КАК СОСЛАН СПАС ШАТАНУ ИЗ ОЗЕРА АДА
 
 Поехал Сослан в дальний поход, в ту сторону, откуда восходит
qnkmve. Выше земли, ниже облаков мчит Сослана конь его, силой
своей равный буре. Были некоторые из нартских юношей злы на
Сослана и, когда он уехал в поход, стали придумывать, какую бы
рану побольнее нанести сердцу Сослана, какое бы зло причинить ему.
И сговорились они так:
 – Давайте бросим его мать, Шатану, в озеро Ада, живую пошлем ее
в Страну мертвых.
 Пришел к Шатане один из юношей и сказал ей:
 – Сегодня пятница, а жить тебе осталось до следующей пятницы.
Поэтому торопись, замаливай за эту неделю все грехи, – в следующую
пятницу мы бросим тебя живьем в озеро Ада.
 Защемило тут сердце Шатаны, зарыдала она, крупными бусами
посыпались слезы из глаз ее. И стала придумывать Шатана, как
сообщить ей об этой беде сыну своему, из камня рожденному Сослану.
Находчива была Шатана. Испекла она три медовые лепешки, побежала к
реке и села на тот камень, из которого родился Сослан. И
взмолилась Шатана:
 – Бог богов, мой Бог! Пришли мне такую птицу, которая донесла
бы до Сослана мое слово.
 Сидит Шатана, ждет. И вот видит – коршун летит над нею.
 – Эй, коршун! Великим подарком я тебя одарю, если полетишь ты
вестником тревоги в ту сторону, откуда восходит солнце, и скажешь
Сослану, что его недруги хотят живьем послать меня в Страну
мертвых. Скорей возвращайся, Сослан!
 – Еще худших несчастий желаю я Сослану! – прокричал сверху
коршун в ответ Шатане. – Все ущелья и овраги завалил он тушами
убитых зверей, а все мало ему, и, когда я вылетаю полакомиться
падалью, он стреляет в меня.
 Улетел коршун, а следом за ним над головой Шатаны, каркая,
тяжело пролетела ворона. И к ней обратила Шатана свою подобную
песне мольбу:
 – Ворона, черная ворона! Прошу тебя, толстошеяя, полети ты
туда, откуда солнце восходит! Не впервой тебе быть вестником
несчастья. Прокаркай Сослану, что хотят нарты бросить мать его
живьем в озеро Ада. Услужи мне, и я так одарю тебя, что ты
запомнишь об этом навеки.
 – Нет, не полечу я, Шатана, вестницей о твоем несчастье.
Бывало, сын твой Сослан набьет полное ущелье дичи, но даже
косточки никогда не оставит он мне, – прокаркала ворона. – Хотела
бы я тебя видеть в беде еще большей.
 – Будь же ты навеки бесприютной среди птиц! –прокляла ее
Шатана.
 Улетела толстошеяя ворона. Плачет в отчаянии Шатана. И тут
прилетела на плач ее тонкошеяя сорока. Села перед ней и стрекочет.
И к ней взывает Шатана:
 – Ускакал сын мой в ту сторону, где восходит солнце. Донесла бы
ты до него тревожную весть, что хотят нарты бросить живьем его
мать в озеро Ада. Какой бы я сделала тебе драгоценный подарок!
 – Хоть бы одним глазом посмотреть на такое горе Сослана! –
прострекотала сорока. – Или ты не помнишь, как он меня хлопнул
метлой, когда я утащила куриное яйцо из твоего курятника? Насилу я
тогда спаслась от него и в жизни никогда этого ему не забуду.
 Закрыла лицо руками Шатана и заплакала горько. Вдруг услышала
она над ухом щебетание ласточки.
 – Что за горе у тебя, дорогая Шатана? О чем ты льешь слезы? –
ласково спросила ласточка.
 – Как же мне не плакать? – ответила Шатана. – Наши недруги
хотят в пятницу живьем бросить меня в озеро Ада. Сын же мой и
защитник Сослан находится в дальнем походе, и некому за меня
заступиться.
 – Может, я могу помочь тебе? – спросила ласточка. – В жизни я
никогда не забуду, как спасла ты птенцов моих из хищной кошачьей
пасти, выкупала их в парном молоке и уложила обратно в гнездо.
 – Лети туда, ласточка, откуда восходит солнце, найди там
Сослана, который на целый год уехал в поход, будь вестником
тревоги! Скажи, что недруги его хотят в пятницу бросить его мать в
озеро Ада. Пусть поторопится 6н и скорее вернется!..
 – Как не согласиться мне быть вестником тревоги твоей,
прославленная Шатана! Как могу я забыть, славная Шатана, твои
благодеяния! – ответила ласточка. – Я сейчас же полечу к нему. Но
вдруг он не поверит мне?
 Сняла тут быстро Шатана кольцо со своего пальца и надела его на
шею ласточке. Распростерла ласточка крылья и полетела в ту
сторону, где восходит солнце.
 Куда за семь недель и семь дней доскакал на своем могучем коне-
бурегоне нарт Сослан, туда за одну ночь к восходу светлой утренней
звезды Бонварнон долетела ласточка. Под тенистым кустом, на мягкой
зеленой траве, беспечно отдыхает Сослан. И ласточка села на ветку
над его головой и запела, зазвенела на тысячи ладов:
 – Эй, прославленный нарт, буйный Сослан, безмятежно лежишь ты
на мягкой зеленой траве, а любимую мать твою Шатану хотят недруги
твои бросить живой в озеро Ада. Бусами сыплются слезы ее. Как луча
солнца, ждет она твоего возвращения.
 – Ласточка, ты всегда была другом людей, и я понимаю твою речь,
но чем подтвердишь ты правду своих слов?
 И тут сбросила ласточка с шеи своей кольцо Шатаны. Как было не
узнать Сослану это кольцо? Одним прыжком очутился Сослан на своем
подобном буре и быстром, как облака, коне и поскакал обратно.
Много уже проскакал он и вдруг видит: изнемог бедный человек,
лежит на дороге и подняться не может.
 – Эй, нарт Сослан, я тебе поручаю мою жизнь, – сказал он
Сослану, а сам даже головы не в силах поднять от земли.
 И тут же спрыгнул Сослан с коня своего и, нагнувшись, спросил
бедняка:
 – Что с тобой? Чего тебе нужно? Чем могу помочь я тебе?
 – С голоду умираю и только от тебя жду спасения, – ответил ему
бедняк.
 Торопился Сослан на помощь к матери своей, и не взял он с собой
ничего съестного. Но даже в голову ему не пришло бросить на
голодную смерть человека. Поскакал он в лес и вернулся оттуда с
тушей оленя. Развел он костер, насадил мясо на вертел и только
после этого, пожелав голодному доброго дня, хлестнул коня и
помчался своей дорогой. Проскакал он уже добрую часть пути и вдруг
видит:
 летит орел и в когтях своих несет ребенка. Взял тут Сослан свой
лук и стрелу пустил в орла. Не выпуская ребенка из когтей, упал
орел в реку. Подскакал Сослан к берегу, соскочил с коня, кинулся в
реку и спас ребенка. Посадил он ребенка с собой на седло. На
околице селения встретила Сослана женщина с лицом, исцарапанным от
горя: на ее глазах утащил орел ее дитя. Отдал ей Сослан ребенка, и
поблагодарила его мать:
 – Я бедная вдова, – сказал она, – и ты спас моего единственного
сына.
 Торопится, скачет Сослан, погоняет он своего коня. Но как ни
торопился он, все же опоздал – уже бросили Шатану живьем в озеро
Ада. Кинулся Сослан к озеру, но не нашел он там своей матери.
 Тогда вернулся он в нартское селение и наказал своих недругов.
А потом отправился Сослан в Страну мертвых, к самому Барастыру.
«Может, отдаст мне обратно мою мать», – подумал Сослан.
 Подскакал он к воротам Страны мертвых и постучался. И тогда сам
Барастыр, повелитель Страны мертвых, вышел к нему. И стал у него
Сослан выпрашивать свою мать. И сказал Барастыр Сослану:
 – Немало свершил ты грешных дел, нарт Сослан. Но за то, что,
торопясь на помощь к матери своей, ты не отказал голодному
человеку и спас его от смерти, и вырвал сына бедной вдовы из
когтей орла, я отдаю тебе твою мать.
 Отпустил Барастыр Шатану, вернулись они в селение нартов и
стали опять жить среди них.
 
 
 
 СОСЛАН И ТОТРАДЗ
 
 У Алымбега было шестеро взрослых сыновей и одна-единственная
дочь. И сам Алымбег и все шестеро взрослых сыновей его нашли
смерть от руки Сослана, их кровника. В живых осталась из детей
Алымбега только единственная дочь. Жена Алымбега была беременна и
вскоре после смерти мужа родила сына. Сырдон дал этому мальчику
имя: Алымбегов сын Тотрадз назвал он его. А мальчик Тотрадз был
таков, что за день прибавлялся он в росте на пядь, а за ночь – на
четверть. Спереди был он из чистой стали, но со спины уязвим, как
любой человек.
 Конечно, Сослан понимал, что если Алымбегов сын Тотрадз
возмужает, то будет ему мстить за отца и за братьев. И они вместе
с Шатаной решили с корнем вырвать род Алымбега.
 – Возьми, – сказала Шатана Сослану, – да в следующую пятницу
собери народ на Площади игр и заставь глашатая прокричать:
«Сегодня пятница, а в следующую пятницу от чьего дома не выйдет
мужчина на состязание, тот поплатится близким ему человеком!» Из
дома Алымбега некому будет выйти, и ты возьмешь в невольницы его
дочь, сестру Тотрадза. А потом и с маленьким Тотрадзом как-нибудь
управишься.
 Сослан так и сделал.
 Услышала слова глашатая мать Тотрадза, еще не снявшая
похоронных одежд по мужу и шестерым сыновьям, присела возле
колыбели сына своего, заплакала и сказала:
 – Пусть не простит тебе Бог, Сослан, того, что ты совершаешь.
Ведь известно тебе, что осиротевший дом Алымбега не может послать
мужчину на состязание. Вижу я, замыслил ты пожрать жизнь
edhmqrbemmncn и последнего моего сына.
 Мальчик спал в это время, но плач матери пробудил его.
 – Что с тобой, нана, о чем ты плачешь?
 – Нет, я не плачу. Спи спокойно, пусть мать твоя будет жертвой
за тебя, – сказала мать сироты.
 Она хотела скрыть свое горе от сына. Но мальчик не оставлял ее
в покое, и тогда она сказала ему:
 – Как же мне не плакать, дитя мое! Сколько ни было у меня
сыновей до тебя, все они, да и мужественный отец твой, нашли
смерть от руки Сослана. Только ты да сестра твоя остались у меня.
Но вот задумал он и вас пожрать. Объявил, что каждый дом, от
которого в пятницу не выйдет мужчина на Площадь игр, должен отдать
ему девушку в пленницы. Некого нам послать на Площадь игр, значит,
заберет он в невольницы единственную твою сестру.
 – Не бойся, мать моя, я выйду на Площадь игр состязаться с
могучими нартами и не допущу позора для нашего дома, не отдам я в
неволю сестру мою единственную.
 – Если бы ты, мое солнце, был в таком возрасте, что мог бы
выходить на игры нартов, то не были бы столь печальны дни мои, –
ответила мать.
 – Так не назовусь же я впредь сыном отца моего Алымбега, если
единственную сестру мою отдам в неволю! Ведь недаром же Гатагов
сын Сырдон дал мне имя Тотрадз! – воскликнул мальчик.
 Заворочался он в колыбели, разорвал свивальник и уперся в
боковины. Сломалась колыбель, и во все стороны разлетелись части
ее. Одна ее боковина отскочила и ударилась о снеговой хребет, – с
того-то времени горы отделились друг от друга. Другая упала в
дальнюю степь, – с той-то поры холмами и оврагами покрылись степи.
Третья боковина упала в лесу, – с той-то поры в лесу и появились
поляны. Четвертая боковина упала в море – и острова поднялись из
глубины его.
 С такой силой вскочил мальчик, что ударился головой о потолок.
Крепко, по-мужски стал на землю и сказал своей матери:
 – Еще когда был в утробе, слышал я, что мой отец Алымбег всю
жизнь в походах провел. Был он, говорят, именитым мужем – так
неужели не осталось коня от него?
 – Как же могло статься, чтобы не было у него коня? – ответила
ему мать.– Но перед смертью спустил он коня в подземелье и завалил
вход скалой. И корма там есть запас, и родник, откуда он пьет
воду. Но нет за ним ухода, и увяз конь по уши в навозе. Только
спереди к нему подходить нельзя.
 Тотрадз снял со стены плеть отца своего Алымбега и пошел к
подземелью.
 – Погоди, мое солнце,– сказала ему мать.– Тяжелой плитой
завален вход в подземелье. Двенадцать пар быков ее привезли. Не
сможешь ты сам сдвинуть эту плиту. Я позову людей тебе на помощь.
 Ничего не ответил ей мальчик, подошел к двери в подземную
конюшню, оттолкнул он плиту рукоятью плети в сторону. За уши
схватил коня, вытащил его из навоза и повел к реке. Там почистил и
выкупал он коня, и стал после этого конь сверкать, словно его
почистили яичным белком.
 Привел мальчик коня домой и серебряным седлом отца оседлал его.
 – Не может быть, чтобы после отца не осталось оружия, – сказал
он матери.
 – Пойди во внутреннюю комнату, там на стене увидишь ты оружие
отца своего. В жажде боя оно синим пламенем пылает. Там же, в
черном железном сундуке, что замкнут пружинами, найдешь ты его
кольчугу и шлем.
 Быстрым шагом прошел Тотрада во внутреннюю комнату дома.
 Семь дверей он миновал, а когда открыл восьмую, попал во
внутреннюю комнату и увидел: оружие отца его Алымбега сверкает на
стене.
 Отомкнул мальчик черный железный сундук с пружиной, достал
оттуда кольчугу и шлем отца своего и надел их на себя. И, подвязав
отцовское оружие, вышел он к матери.
 – Так вот и будет. От нашей семьи еду я на Площадь игр
состязаться с нартской молодежью, – сказал он и быстро подошел к
коню.
 Взволновалась мать, боялась она, что убьет Сослан Тотрадза. Но
мальчик в полном снаряжении легко взлетел на коня, и конь заплясал
под ним.
 – Взгляни-ка, нана, хорош ли я на коне? – спросил Тотрадз.–
Если я не хорош на коне, не поеду я со двора.
 – Ты да не хорош, солнце мое маленькое! – ответила мать.
 И захотелось ей испытать, крепко ли сидит на коне ее сын, и
сказала она ему:
 – Бывало, когда отец твой отправлялся в поход, то раньше чем
выехать со двора, взбодрит он плетью коня своего, даст ему поводья
и перескочит через забор, а потом обратно во двор перескочит и,
попрощавшись со мной, отправляется в путь.
 Хлестнул тут коня Тотрадз, одним махом перескочил конь через
забор. Повернул Тотрадз коня, еще раз ударил плетью, и перелетел
конь обратно во двор. Тут еще раз ударил Тотрадз коня плетью и дал
ему поводья, чтобы выехать со двора.
 – Подожди, дитя мое, не торопись, – сказала ему мать. – Я хочу,
чтобы ты узнал того, кто пожрал твоих братьев и отца твоего. Когда
ты приедешь на Площадь игр, внимательно разгляди всех людей и
приметь того, кто при ходьбе вкось ставит ступни, у кого глаза не
меньше обода сита, у кого в одном глазу два зрачка, у кого борода
торчит во все стороны, как иглы ежа. Берегись этого человека, –
это он пожрал отца твоего и братьев твоих.
 Поджигитовал мальчик на коне и выехал со двора. Была пятница –
день, на который назначены были игры нартов. Вся нартская молодежь
собралась на Площади игр, и только из дома Алымбега Алагата не
было мужчины на состязаниях.
 Вот начала игры нартская молодежь. Чудеса одно удивительнее
другого показывали молодые нарты, но черный всадник Сослан всех
превзошел. Вдруг со стороны селения показалось черное облако, и
черные вороны взлетают над ним. Удивились нарты, никак не поймут,
что бы это могло быть.
 Поглядел Сырдон зорким своим глазом и сказал:
 – То, что кажется вам черным облаком,–совсем не черное облако:
это скачет к нам серый конь Алымбега Алагата, пар из его ноздрей
приняли вы за облако. То, что кажется вам черными воронами, – это
не черные вороны, а комья земли, которые из-под его четырех копыт
взлетают выше головы его.
 – Конь-то скачет, мы видим, но всадника не видать, вот чему мы
удивляемся, – ответили некоторые юноши. И тогда сказал им Сырдон:
 – Всадник на нем есть, а какой это всадник, вы сейчас увидите
своими глазами.
 Тут еще возросло удивление нартской молодежи: какой же всадник
осмелился сесть на прославленного коня Алымбега? Да ведь этого
всадника даже из-за луки седла не видать.
 А всадник уже прискакал.
 – Пусть счастье сопутствует вашим играм, гордая нартская
молодежь! – громко воскликнул маленький всадник.
 – Во здравии прибывай к нам, Тотрадз, сын Алымбега Алагата, –
ответил ему Сырдон, тот, кто дал ему имя.
 Поехал по площади Тотрадз, оглядывая нартскую молодежь,
разыскивая того, с кем ему надо сразиться. Как только увидел он
Сослана, сразу узнал его по приметам, о которых говорила ему мать.
 – Ну, Сослан, давай посостязаемся с тобой, – сказал Тотрадз. –
Я вижу, нет пары ни у тебя, ни у меня.
 – Ишь ты, щенок! – ответил Сослан. – Как же мне с тобой
состязаться, когда у тебя с углов губ еще молоко матери капает!
Что мне скажут те, кто увидит, что я состязаюсь с тобой?
 – Никак нельзя тебе отказаться от состязания со мной, – сказал
Тотрадз.
 – Куда ты суешься, сын Алымбега? Ведь я мясом твоим накормлю
птиц, а кости твои брошу собакам, – ответил ему Сослан.
 Но не отстает от него Тотрадз:
 – Ну, давай-ка, давай. А что будет – посмотрим.
 – Ну что ж, давай посмотрим.
 И Сослан вскочил на своего коня.
 Сшиблись их кони, и отброшенный в сторону конь Сослана сразу
упал на землю. Изловчился тут Тотрадз, подцепил Сослана на острие
своего копья и высоко поднял его. И нартская молодежь, увидев это,
разбежалась во все стороны. Устрашились они Тотрадза, испугались
того, что, покончив с Сосланом, он возьмется за них, и каждый
торопился уберечь свою голову.
 А Тотрадз целый день, не слезая с коня, носил Сослана на острие
копья своего, ни разу не опустив его на землю.
 – Ты убил моего отца и братьев, – говорил Тотрадз.– Но из моих
рук тебе не уйти. Убью я тебя! Настал вечер, и взмолился Сослан:
 – Ты бы должен убить меня, но на этот раз пощади – дай мне хоть
с семьей попрощаться. Сегодня пятница, а на следующую пятницу
назначим мы наш поединок. Давай встретимся вновь в Хусдзагате
Занартском, на Холме правосудия, где в поединках решают, кто прав,
а кто виноват. Там и сразимся мы один на один. А тот, кто не
явится на поединок, пусть всю жизнь называется Гоп-Чеха15!
 Дали они друг другу честное слово, и Тотрадз, опустив свое
копье, позволил Сослану ступить на землю.
 – До назначенного срока даю тебе жизнь, – сказал он и, пустив
вскачь своего коня, помчался домой.
 Сгорбившись и поникнув головой, вернулся Сослан в свой дом, к
Шатане, сердито опустился в кресло – затрещали и закачались все
четыре ножки кресла.
 – Что с тобой, сын мой, мной не рожденный? Кто обидел тебя? Уж
не болен ли ты? – спросила его Шатана.
 – Что может быть хуже того, что случилось со мной! Кто свершал
много зла, с того много спросится! Нарвался я на позор. Малолетний
сын Алымбега сегодня весь день надо мной потешался. На острие
копья своего он качал меня, не спуская на землю, и, как кусок
войлока, болтался я у него на копье. А потом говорит: «Ты наш
нарт, а то бы я тебе показал!» Что мне делать с этим юношей, раз
он уже теперь сильнее меня? Когда же вырастет он, разве оставит
меня в живых?
 – А ты еще будешь с ним состязаться? –спросила его Шатана.
 – Я дал слово ему, что мы встретимся в следующую пятницу в
Хусдзагате Занартском. Там, на Холме правосудия, назначен наш
поединок. Свое слово я не нарушу, и он, конечно, убьет меня.
 – Ну, раз у тебя осталось столько времени, будь спокоен, я тебе
помогу. Только не сиди с опущенной головой. Надо торопиться. Пойди
на охоту и добудь волчьих шкур столько, сколько требуется, чтобы
сшить шубу, и скорее привези мне эти шкуры. Затем подымись к
Курдалагону и попроси, чтобы он изготовил тебе сто колокольчиков и
сто бубенцов. Если тебе удастся все это достать, можешь тогда
ничего не бояться.
 Ушел Сослан и скоро принес Шатане только что содранные волчьи
шкуры – столько, сколько требовалось их, чтобы сшить одну шубу.
Крепкий раствор для дубления шкур тотчас Приготовила Шатана,
продубила она волчьи шкуры и сшила из них шубу.
 А Сослан поднялся тем временем к Курдалагону, и по просьбе его
выковал ему Курдалагон сто колокольчиков и сто бубенцов, и все они
звенели на разные голоса. И принес их Сослан к Шатане.
 Вот настал день поединка. Привязала Шатана эти сто
колокольчиков и сто бубенцов к гриве Сосланова коня, шубу из
волчьих шкур надела она на Сослана мехом вверх да еще пришила она
к меху и вплела в гриву коня множество пестрых лоскутьев и
наказала Сослану:
 – Смело поезжай теперь в условленное место. Постарайся прибыть
туда раньше, чем сын Алымбега, и останови коня своего, не доезжая
холма. Я пошлю тебе в помощь только нам, женщинам, послушное
женское облачко, и оно темным своим покрывалом прикроет тебя, и ты
исчезнешь с глаз людей. Поднимется на холм сын Алымбега, но, кроме
облачка, ничего не увидит. И он крикнет тогда: «Эй, Сослан, где
ты? На сегодня условились мы. Выходи-ка, сразимся!»
 Но пока он будет стоять лицом к тебе, ты ему не показывайся.
Пройдет еще немного времени, боком повернется к тебе Тотрадза, и
во второй раз крикнет он: «Эй, где ты, Сослан, клятвопреступник?
Ведь на сегодня уговорились сражаться. Выходи на поединок!» Но ты
и тут не показывайся ему. Пока будет он стоять боком к тебе, не
удастся тебе его победить. Третий раз крикнет он: «Обвиняю тебя в
нарушении клятвы, Сослан! Не вышел ты на поединок, нарушил свое
слово!» И повернет он коня своего в сторону селения. Вот тут-то ты
и действуй так быстро, как только сможешь. Безжалостен будь к
нему. Чертями вскормлен его могучий конь, но черти боя