СОСЛАН В СТРАНЕ МЕРТВЫХ
 
 Как-то вечером сидел Сослан на нихасе. Вдруг видит он: весь
сгорбившись и опустив голову, возвращается с охоты старый Урызмаг.
 – Что за беда у тебя, Урызмаг? –спросил Сослан. И ответил ему
Урызмаг:
 – Много чего пришлось мне видеть за свою долгую жизнь, но
такого дива, как сегодня, никогда не случалось со мной. Охотился я
в камышах. Вдруг гляжу, точно солнце засияло среди камышей, и
увидел я на поляне лань. Шерсть у нее из чистого золота. На полет
стрелы приблизился я к ней, прицелился и только хотел пустить
стрелу, как вдруг рассыпались все мои стрелы и исчезли куда-то, –
ни одной не осталось в колчане. Выхватил я свой меч, но выскочил
меч мой из рук, и – один, верно, Бог знает, куда он исчез. Лань
мгновенно умчалась. Погнался я за ней, но она словно сквозь землю
провалилась.
 В эту ночь никак не мог заснуть Сослан. В тот ранний час, когда
отделяется день от ночи, накинул он на плечи бурку, взял лук и
колчан, привесил свой меч – и вот идет он уже в тех камышах, в
которых встретил Урызмаг золотую лань. И только солнце взошло и
первые лучи его проникли сквозь камыши, в их свете увидал Сослан,
как навстречу ему идет эта лань, пощипывая траву. Солнечные лучи,
отскакивая от золотой ее шерсти, казались тоньше самых тонких
иголочек и кололи Сослану глаза: до того они были ярки.
 – Если бы попал мне в руки этот зверь, не было бы славнее меня
среди нартов, – тихо сказал себе Сослан.
 Крадучись, от травинки к травинке, стал Сослан подползать к
лани. Вот на полет стрелы приблизился он к ней, приложил стрелу к
луку. И только хотел он пустить стрелу, как вдруг исчезла его
стрела. Схватился Сослан за колчан свой – ни одной стрелы не
осталось там. Но даже с места не сдвинулась лань.
 «Неужто опозориться мне?»– подумал Сослан и, выхватив свой меч,
одним прыжком очутился возле лани.
 Но лань опередила его, вскочила и направила свой бег в сторону
Черной горы. «Нет, не уйдешь ты от меня!»–подумал Сослан и
устремился за ней.
 Взбежала лань на Черную гору и скрылась в глубокой пещере.
 Не знал Сослан, что под видом лани преследовал он дочь Солнца
Ацырухс, которую оберегали семь уаигов. Гонясь за ланью, бежал
Сослан по пещере и вдруг увидел перед собой семиярусный замок.
Открыта дверь нижнего яруса. Вошел Сослан и видит: попал он в
покой для гостей. Сел Сослан на скамью. На стене над головой его
висел многострунный фандыр, искусно вырезанный из березового
нароста. Снял его Сослан со стены и заиграл чудесную песню. Так
играл он, что на звуки его фандыра слетелись птицы и сбежались
звери. Закачались в лад песне высокие стены замка, и горы стали
подпевать Сослану. И вдруг вбежали в покой два маленьких мальчика.
Сослан, продолжая играть на фандыре, сказал им:
 – Я нарт Сослан, тот самый, что не может жить без пиров или без
войны.
 Убежали мальчики. Поднялись они на самый верхний, седьмой ярус,
где жили семь уаигов. И сказали уаигам мальчики:
 – Чудесный гость посетил нас. Он в покое, для гостей
отведенном, играет на фандыре. Когда вошли мы, он сказал нам: «Я
нарт Сослан, тот самый, что не может жить без пиров или без
войны».
 И сказали тогда уаиги мальчикам:
 – Бегите к Сослану и скажите ему: «Если тебе нужен пир, мы
пошлем к тебе мать, если же тебе нужна война, мы пошлем к тебе
отца».
 Прибежали мальчики к Сослану и передали ему слова уаигов.
 – Для чего мне сейчас пир? – сказал Сослан.– Если есть война,
то дайте мне войну.
 И когда прибежали мальчики к уаигам и передали им ответ
Сослана, спустились уаиги из замка и стали на Черном камне
оттачивать свои ножи – те ножи, которые были у них в руках, когда
вышли они из утробы матери.
 Стоял во дворе жертвенный стол – на нем приносили в жертву
животных. Выволокли уаиги Сослана к этому столу, разложили его на
нем и стали рубить его своими ножами, крича при этом:
 – Так вот та собака, собакой рожденная, которая не дает
спокойно пастись любимой нашей лани!
 И яростно рубили они его своими ножами. Но ни единой царапины
не оставляли их ножи на булатном теле Сослана. Увидели уаиги, что
только тупятся ножи их, а Сослан по-прежнему невредим, и тогда
освободили они Сослана и сказали ему:
 – Пусть питомица наша, дочь Солнца Ацырухс, скажет нам, что
сделать с тобой.
 Пришли уаиги к дочери Солнца и сказали ей:
 – Необычный гость посетил нас. Называет он себя нартом
Сосланом. Мы хотели принести его в жертву, но наши ножи не берут
его.
 Услышала дочь Солнца имя Сослана и сказала:
 – Если это Сослан, то он суженый мой.
 – А как узнать нам, вправду ли это Сослан или нет?
 – У Сослана на спине нарисованы луна и солнце. Пошли уаиги в
покой для гостей, раздели Сослана и увидели на спине его луну и
солнце. Когда узнала об этом Ацырухс, сказала она своим
воспитателям уаигам:
 – Пойдите к нему, и будьте с ним ласковы, и договоритесь с ним
о выкупе, достойном меня. Нарты – люди щедрые. Постарайтесь взять
с него побольше скота.
 Опять пришли уаиги к Сослану. Ласково похлопали они его по
плечу – ты, мол, зять наш, – и каждый сказал ему доброе слово.
Потом повели они его к Ацырухс и показали ему невесту. И только
после этого пригласили они жениха в свои покои, сели в ряд на
скамью и повели с ним разговор о выкупе.
 – Выкуп твой за невесту будет такой, – сказали уаиги Сослану, –
построишь ты нам на берегу моря замок весь из черного железа, и на
четырех углах этого замка пусть растет по листу с дерева Аза. И
еще пригони нам три сотни зверей, и чтобы в первой сотне были
олени, в другой сотне – туры, а в последней сотне – другие звери.
 Не стал возражать Сослан, услышав о подобном выкупе, но как
было не опечалиться ему? Встал он со своего места, простился с
уаигами, и, низко опустив голову и подняв плечи, вернулся он к
своему очагу. И, вернувшись, так сказал он Шатане:
 – Под защитой семи уаигов растет дочь Солнца Ацырухс.
Согласилась она выйти за меня замуж, но тяжелый выкуп потребовали
у меня уаиги за невесту16.
Потребовали они, чтобы выстроил я на берегу моря черный железный
замок, и чтобы на каждом из четырех его углов выросло по листу с
дерева Аза, и чтобы три сотни диких зверей пригнал я им. И в одной
сотне были бы одни олени, а во второй – только туры, а в третьей –
всякие другие звери. Выкупа мне такого не собрать. Но нет сил у
меня отказаться от красавицы-Ацырухс!
 – Сядь-ка рядом со мной, – сказала Шатана, – да послушай, что я
скажу. Большой выкуп берут с тебя, но если поступишь ты так, как я
скажу, то сможешь собрать его. Черный железный замок построить
легко. Когда возьмешь ты мое чудесное кольцо, пойдешь с ним на
берег моря, только очертишь ты этим кольцом широкий круг, как
сразу воздвигнется в этом кругу черный железный замок. Три сотни
зверей тоже собрать нетрудно. Я попрошу для тебя у Афсати свирель,
ты в этом замке заиграешь на свирели – и звери сами придут во двор
замка. Труднее всего добыть листья с дерева Аза, потому что не
растут они в этом мире. Это дерево из Страны мертвых. И только
властелин Страны мертвых Барастыр может дать их тебе. Вот если бы
умершая жена твоя Ведуха замолвила за тебя слово Барастыру, тогда,
пожалуй, дал бы он тебе эти листья.
 – Тогда прощай, мать моя, – тут же сказал Сослан, – отправляюсь
я в Страну мертвых.
 И ни слова не успела Шатана ответить ему, как вскочил он на
своего упругокопытого коня и уехал.
 «А ведь этот сумасброд, чего доброго, правда, отправится в
Страну мертвых», – подумала Шатана.
 Разожгла тут Шатана очаг и приготовила много обильной еды на
поминки своим покойникам...
 Едет Сослан, едет, – кто знает, сколько он ехал! Но вот доехал
он до железных ворот, что вели в Страну мертвых.
 – Аминон, открой мне ворота! – крикнул Сослан привратнику.
 – Когда умрешь ты, сами откроются перед тобой эти ворота, –
ответил ему Аминон. – Не может живой войти в Страну мертвых, и не
властен я открыть тебе эти ворота.
 – Я знать ни о чем не хочу! Открывай скорее ворота! – крикнул
ему Сослан.
 Видит Сослан, не открывает ему добром привратник ворота. Изо
всей силы рванул он их и въехал в Страну мертвых. Но только
миновал он ворота, множество людей в полном вооружении бросились к
нему навстречу.
 – Да настигнет тебя черный день, Сослан! Мы давно ищем тебя, и
теперь тебе уже не спрятаться от нас! – угрожая, кричали они и,
замахиваясь оружием, бросались на него.
 Но чудо: никто из них не может ни ударить его, ни схватить, ни
коснуться его. И дивясь этому и раздумывая, что бы это могло
значить, продолжал он свой путь.
 Велика Страна мертвых. Долго ехал он по горам и равнинам,
переезжал через озера и реки, и вот въехал он на широкую равнину.
Всюду на ней стоят столбы и деревья, на которых – кто за ноги, кто
за руки, кто за язык, а кто за шею – повешены люди, и под каждым
разложен костер – раскаленные булыжные камни горят неугасимо.
 – О Сослан, освободи нас! Избавь нас от мук, Сослан! – вдруг
закричали все повешенные, увидев Сослана, Как будто не слыша их,
продолжал свой путь Сослан. Только он подивился этому диву – и вот
перед ним другое:
 большое озеро видит Сослан, и все оно кишит змеями, лягушками и
другими гадами, и среди всей этой нечисти плавают в озере люди, то
выныривают на поверхность, то вновь исчезают под водой.
 – Эй, Сослан, помоги нам! Будь защитником нашим! Спаси нас! –
закричали, увидев его, эти несчастные.
 Дивясь и сочувствуя, ничего не ответил Сослан.
 И опять перед ним широкая равнина. Богатые хлеба колышутся на
ней. Но никогда не видел Сослан, чтоб рядом колосились все виды
злаков. И здесь же тучные стада пасутся в густой траве, и хищные
звери пробегают меж стад. Но не трогают они скота, и скот не
боится их.
 Большая спокойная река протекала по той равнине, и на берегу
той реки множество девушек, обняв друг друга, вели торжественный
симд – нартскую пляску.
 Множество обильных яств расставлено на зеленой траве, но никто
не прикасается к ним.
 Увидели девушки Сослана и обрадовались ему.
 – Сослан! Сослан! Земные духи или небесные привели тебя к нам?
Конечно, не игра счастья, а только мужество твое привело тебя
сюда, иначе как бы вошел ты в Страну мертвых без шубы, в которую
облекают умерших?–обступив Сослана, говорили девушки.
 – Накормили бы вы меня. Я хочу есть, – сказал им Сослан.
 – Спляши сначала с нами, и тогда мы покормим тебя, – ответили
девушки.
 Что же, слез с коня Сослан, выбрал самую красивую девушку. И
так как был Сослан неистов во всем, загорелась кровь его, и крепко
сжал он руку этой девушки, но не получил никакого ответа. Еще
крепче сжал он ее руку, и тут вдруг вырвалась она, с неожиданной
силой схватила Сослана за руку, швырнула его, и очутился он на
самой середине этой широкой реки. Трудно плыть Сослану в тяжелых
доспехах, тянут они его вниз, захлебывается Сослан, исчезает под
водой.
 – Простите меня, девушки! Ошибся я, вижу, что ошибся! – крикнул
Сослан.
 – Нужно простить его! – сказала та девушка, которую обидел
Сослан. Вошла в воду, подала ему руку, помогла выйти на берег и
так сказала Сослану:
 – То, что позволено людям на земле, не позволено здесь.
 – Ну что ж, – сказал Сослан, – теперь накормите меня, а то
голоден я.
 – Оставайся здесь с нами, не стремись больше в мир живых, и так
же, как мы насыщаемся одним лишь видом еды, так же и ты будешь
сыт, глядя на яства, – есть тебе не захочется, – сказала ему
девушка.
 – Не хочу я жить в такой стране, где не обязательна еда, –
сказал Сослан девушкам и погнал дальше своего коня.
 Едет он дальше, и вот перед ним новое диво. На обледенелом
утесе неподвижно сидят покрытые льдом старики. И бритвы, изо льда
выточенные, сами бреют им бороды, с корнем вырывая волосы, а
полбороды оставляя. Подивился Сослан и проехал мимо.
 Недалеко отъехал он, как поднялся перед ним весь вы кованный из
серебра красивый замок. В большие открытые окна этого замка видно,
что сидят там на золотых скамьях почтенные старые люди,
расставлено перед ними обильное угощение, и напитки пенятся в
чашах. Изобильна еда на столах, но ни к чему не прикасаются
старцы.
 Поскакал Сослан дальше, и видит он – тащится на высокую гору
старик. За спиной у него корзина, в которой навалены тяжелые
камни. Но нет дна у этой корзины, высыпаются из нее камни, снова
укладывает их старик в корзину, снова высыпаются они, и нет конца
этой работе.
 Удивился Сослан, поскакал дальше, и вот перед ним зеленый луг.
Вол пасется на этом лугу. Трава на лугу по пояс, но не ест вол эту
траву, жадно жует он бороду какого-то старика, и мучается старик.
 «Вот это уж диво так диво! – подумал Сослан. – Чтобы вол, когда
вокруг него столько свежей травы, жевал бы сухую, жесткую бороду?»
 И не успел он еще подумать над этим дивом, а перед ним уже
новое.
 Река перед ним, и на ней остров. С берега на остров мост
перекинут, и не шире он, чем острие ножа. А на острове том сидит в
яичной скорлупе голый старик.
 Едет Сослан дальше своей дорогой.
 На дороге лежит мерзлый труп коня, и по обе стороны безмолвно
сидят женщина и мужчина.
 «Что это еще такое?»–подумал Сослан, но ничего не спросил он у
сидящих и поскакал дальше.
 И вот видит Сослан: лежат рядом муж и жена, под ними большая
воловья шкура, накрыты они такой же шкурой, но никак не могут они
уместиться – тянут, отнимают шкуру друг у друга.
 И только миновал Сослан это диво, как перед ним уже новое.
 Тоже лежат перед ним муж и жена. Заячья шкурка подостлана под
ними, заячьей шкуркой накрыты они, а видно, что им тепло и
просторно.
 А тут же, неподалеку, новое диво.
 Снова видит Сослан женщину и мужчину. Женщина ладони горстью
сложила, а мужчина ей в ладони пламя изо рта изрыгает.
 Проехал Сослан дальше, и тут ахнул он от изумления.
 Перед ним гора, прорезанная глубокими трещинами, и ползает по
этой горе женщина. Толстой иглой зашивает она трещины на горе;
устала, видно, бедняжка, потом обливается, а покоя не знает.
Пожалел Сослан ее, подивился и поехал дальше.
 Видит – трудится еще одна женщина, делает она сыр в большой
деревянной кадке. Молоком полна эта кадка. Должен бы уже
получиться большой круг сыра, но вот вынула женщина только что
сделанный сыр из кадки, и еле видно его на ладони, не больше он
зерна просяного.
 А неподалеку другая женщина, и тоже делает она сыр:
 зачерпнет ложку молока, и получается у нее сыр величиной не
меньше горы.
 Раздумывая над тем, что видел, проехал Сослан мимо. И вот перед
ним еще одна женщина. Распростерта она на земле, лицом вверх, и с
бешеной силой, но вхолостую вертятся на ее груди жернова.
 «Удивительнее этого я ничего не встречал»,– сказал себе Сослан
и тут же неподалеку увидел другую женщину. Вертятся на груди ее
такие же жернова, и в порошок размалывают они куски черного камня.
 Едет Сослан дальше и видит все новые и новые дива.
 Вот женщина грудью своей ящериц кормит.
 «А эта в чем провинилась?» – подумал Сослан.
 И только подумал, как снова перед ним другая женщина.
 Громадные куски сукна и кумача вылезают из ее ноздрей, а правая
рука горит пламенем неугасимым.
 «А это еще что за диво? В чем провинилась эта несчастная?» –
подумал Сослан.
 Едет Сослан дальше – вот перед ним склеп. Сидит в том склепе
голый малютка, в чем мать родила. Сукровица сочится из ноздрей
мальчика, и кровь течет из его горла. Пожалел Сослан мальчика, но
чем мог он помочь ему? И поскакал дальше.
 Раскинулась перед ним поляна. На этой поляне играют и резвятся
разного возраста дети, но грустно было смотреть на них Сослану –
так неладно были они одеты. Одни босые, а чувяки за пояс засунуты,
другие без поясов, пояса их висят на шее, третьи без шапок, шапки
засунуты за пазуху. Обрадовались они, увидев Сослана, бросились к
нему, и кто называл его отцом, а кто – матерью. Пожалел их Сослан,
слез с коня, каждого обласкал и на каждом поправил одежду. И когда
сел он на коня и отправился дальше, дети вслед кричали ему:
 – Да будет у тебя прямая дорога. Сослан! Пусть во всем тебе
будет удача и пусть благополучно завершится то дело, за которым ты
приехал сюда!
 И долго слышал Сослан, как кричали они ему вслед и благодарили
его.
 Едет Сослан и видит перед собой раскрытые ворота. Въехал он в
эти ворота, а за воротами лежит сука, и видно, что скоро ей время
ощениться. Крепко спит сука, но из чрева ее вдруг залаяли на
Сослана щенята.
 Немало дивился Сослан этому чуду и вдруг видит – на краю обрыва
насыпана куча проса. Возле нее спорят друг с другом мешок и
переметная сума. Мешок говорит: «Я вмещаю больше, чем ты». И
отвечает ему сума: «Нет, я вмещаю больше тебя». Тогда мешок
зачерпывает проса, наполняется им доверху и высыпает это просо в
переметную суму. Но даже до половины не наполняется сума. А потом
переметная сума набирает проса, высыпает в мешок это просо –
переполняется мешок, и через край сыплется просо.
 Не понял Сослан, что должен значить этот спор, и поехал дальше.
Растут среди равнины три молодых дерева с гладкими, точно
обточенными стволами. И два чувяка – один из воловьей кожи, а
другой из сафьяна – наперегонки лезут по дереву. Но вот
соскользнул чувяк из сафьяна и остался внизу, а чувяк из воловьей
кожи дополз до верхушки дерева.
 «Что это еще за невидаль? – подумал Сослан. – Да разве может
такое быть, чтобы чувяк из воловьей кожи взял верх над сафьяновым
чувяком!»
 Едет он дальше и видит: через всю равнину, до самых гор,
протянута веревка, и так она толста, что ни поднять ее, ни
перескочить невозможно. Но тут вдруг свернулась веревка и далеко в
qrnpnms укатилась. Только отъехал Сослан дальше, снова протянута с
гор на равнину веревка, и вдруг смоталась и укатилась в горы.
 Подивился Сослан и поехал дальше. Вдруг видит: у подножия горы
бьют родники. Кишмя кишат они рыбой, и прыгает рыба из одного
родника в другой и там резвится, и ни одна рыба другой не мешает.
Чудом показалось это Сослану.
 И вот перед ним высокий курган, горят на нем костры, кипят,
бурлят три чана, но горят в кострах не сучья древесные, а рога
оленьи. Два крайних чана кидают друг другу куски мяса – жирные
ляжки и ноги кипят и бурлят вовсю, – а среднему чану и капли супа
не достается, сухой шипит и чадит он.
 «Что бы это значило? – подумал Сослан. – Крайние чаны друг
другу мясо кидают, почему же среднему ничего не перепадает?»
 Только отъехал Сослан – опять перед ним чудо: у края дороги в
жестокую схватку вступили женский платок и мужская папаха. То
платок одолевает папаху, то папаха возьмет верх над платком. Долго
ждал Сослан: кто же из них кого одолеет? А потом вдруг стали они
перед ним на дороге рядком – платок и папаха.
 «Что бы это могло быть? На счастье мне или на горе?» –
раздумывает Сослан и едет дальше.
 Вот перед ним родник. Устал Сослан, и, чтобы немного отдохнуть,
прилег он возле родника на зеленой траве и заснул. Недолго проспал
он и, проснувшись, видит: сам он спит на зеленой траве, а другой
берег родника покрыт белым снегом. Подивился этому Сослан и
отправился в путь.
 И вдруг видит он: растут три прямые лозины, пригодные, чтоб
изготовить из них ручку плети. Только Сослан, выбрав одну из
лозин, пригнул, чтобы срезать ее, две другие наклонились, и каждая
просит: «Не ее, а меня срежь, не ее, а меня...»
 Подивился Сослан и проехал мимо.
 Видит он – валяется на дороге переметная сума.
 «Эта сума мне пригодится», – подумал Сослан и захотел поднять
ее ручкой плети, но переломилась ручка плети, и не смог Сослан
поднять суму.
 «Что это сталось со мной? – подумал Сослан. – Обычно на всем
скаку я схватываю и поднимаю всадника, а эту суму даже с места не
сдвинул!»
 Спрыгнул он с коня, схватился рукой за суму, но не может
поднять ее. Схватился он за нее обеими руками, понатужился, по
колено увяз в землю, а суму так и не поднял. От удивления
остановились глаза Сослана. В безмолвии и неподвижности постоял
он, потом вытащил ноги из земли, оставил суму на дороге и поехал
дальше.
 Валяется на дороге пестрый клубок ниток. «Пригодятся мне нитки
в пути», – сказал себе Сослан, слез с коня, схватился за конец
нитки и стал мотать нитку на руку. Сколько ни мотает Сослан, а
клубок не уменьшается. Бросил он клубок и поехал дальше.
 Только проехал Сослан немного – опять перед ним клубок ниток.
Катится клубок, разматывается, а нитки снова наматываются на него,
и не может клубок размотаться.
 «Что бы могло значить это новое чудо?»–подумал Сослан и поехал
дальше.
 Вдруг третий клубок – клубок суровых ниток – выкатился под ноги
его коня. Погнал Сослан коня, обогнал клубок и оглянулся–видит:
клубок бьет его коня по задним ногам. Ускорил Сослан бег коня,
отстал клубок. Встревожился тут Сослан. «Уж не настигнет ли меня
беда какая?»– подумал он. И только подумал–вдруг видит: в почетных
креслах сидят старики, предки нартов. Перед ними столы, много на
них всякой еды и напитков поставлено, и тут же, с краю столов,
лежат дохлая кошка и дохлая собака. Смотрят старые нарты на
обильную еду, но не прикасаются к ней. Как тут было не обидеться
Сослану? «Кто же это так угостил наших стариков плохим и
хорошим?»–подумал Сослан.
 И вот он доехал до места, где предназначено быть любимой жене
его Ведухе. И вот чудеса: перед ним любимая Ведуха, но нет головы
на ее плечах. Соскочил Сослан с коня, горько заплакал. Окружили
его мертвецы.
 – Где же голова жены моей? – роняя горькие слезы, спрашивает
Сослан. – Я ведь всю Страну мертвых проехал, только чтобы повидать
ее.
 – Не печалься, – ответили ему мертвецы, – скоро и голова ее
будет здесь.
 И верно, прошло немного времени, и голова Ведухи очутилась на
ее плечах и срослась с телом.
 – Что с тобой, мой милый? Почему так красны твои глаза, о чем
плакал ты? – обратилась к нему Ведуха.
 – Да как же мне не плакать? – ответил Сослан. – Когда я приехал
сюда и увидел, что на теле твоем нет головы, не мог я сдержать
слез своих.
 Радостна была встреча Сослана и Ведухи. И спросила Ведуха мужа
своего Сослана:
 – Нет дороги живым в Страну мертвых, так какие духи, земные или
небесные, принесли тебя сюда живым, в доспехах? И сказал еи
Сослан:
 – Дочь Солнца Ацырухс, семи уаигов питомица, согласилась стать
моей женой. Но потребовали от меня уаиги трудного выкупа: должен я
пригнать им три сотни зверей, построить замок из черного железа, и
чтобы на каждом углу этого замка росли листья дерева Аза.
Выстроить замок и пригнать три сотни зверей–это в моих силах, но
Аза-дерево растет только в Стране мертвых. Вот и приехал я к тебе,
чтобы попросила ты для меня эти листья у Барастыра, повелителя
Страны мертвых.
 – Я сделаю для тебя то, что ты просишь, – ответила ему Ведуха.
– Ну, а ты расскажи мне что-нибудь новое о чудесах земного мира.
 – Какие у нас чудеса, Ведуха! Все чудеса у вас, в Стране
мертвых.
 – Так какие же ты чудеса видел в Стране мертвых? – спросила его
Ведуха.
 И начал Сослан рассказывать ей все сначала: как спорил с
Аминоном и силой сорвал ворота, как кинулись на него вооруженные
люди, грозили ему, бросались на него, наносили ему удары, но не
чувствовал он этих ударов.
 – Нет в этом никакого дива, – ответила Ведуха. – Тебя встретили
враги твои, смерть от руки твоей нашедшие. Пока ты живой, они не
могут причинить тебе зла. Но после смерти твоей они будут тебя
беспокоить.
 – Видел я широкую равнину, – рассказывает Сослан Ведухе, – и
много людей повешено там на столбах и деревьях. Кто повешен за
руку, кто за ногу, кто за язык, кто за шею. Под каждым из них
пылает костер, и горят в тех кострах громадные камни. «Эй, Сослан,
избавь нас от мучений!» – просили они. Но что я мог им ответить?
Кто это наказал их так жестоко?
 – Они сами себя наказали, – ответила Ведуха. – Много плохого
сделали они в Стране живых, а теперь в Стране мертвых мучениями
оплачивают свои плохие дела. Кто повешен за ногу, тот праздно
шатался, те, что повешены за руку, не могли удержаться, чтобы не
украсть чужое добро, а за язык повешены клеветники и те, что не
умели держать язык за зубами. А кто повешен за плечо, тот при
жизни был вешателем.
 – Поехал я дальше – и вижу озеро, наполненное лягушками, змеями
и всякими мерзкими гадами. И множество людей плавает здесь между
гадами – то выныривают они, то вновь погружаются в воду. Просили
они меня, чтобы я спас их. Я же ответил им, что бессилен в Стране
мертвых. Что же они сделали, бедняжки?
 – Ты видел озеро Ада. Те, кто при жизни крали и обманом
присваивали чужое, теперь, по обычаю Страны мертвых, несут
наказание в озере Ада,– сказала Ведуха.
 – Поехал я дальше и снова увидел широкую равнину. Густыми
хлебами была покрыта эта равнина, и много разных злаков колосилось
на ней. И еще чудеса: хищные звери ходят там рядом с домашним
скотом и не трогают его. Большая река течет по этой равнине.
Множество девушек пляшут симд, и всяческие кушанья и напитки стоят
на берегу. Я сказал им, что голоден, но они ответили мне, что если
не буду я стремиться обратно в земной мир, то тогда буду я сыт
одним только видом еды. Я ответил им, что не по душе мне страна, в
которой насыщаются, только глядя на еду. Что это было за чудо?
 – Ты посетил равнину Рая, – ответила ему Ведуха. – А девушки
эти умерли, еще не выйдя замуж. Кушанья же, которые стояли на
берегу, – это то, что посвящено им их родными. И, по обычаю Страны
мертвых, они сыты одним лишь видом этих даров.
 – Поехал я дальше, и вот передо мной новое чудо: сидят старики,
совсем обледенели они, и ледяные бритвы бреют их бороды, то с
корнем вырывая волосы, то оставляя пучки волос на лице.
 – Это те, кого народ выбирал судьями, считая их праведниками.
Но неправедно они судили, всегда брали сторону богатых и за взятку
или по знакомству помогали им. Теперь, по закону Страны мертвых,
платят они за свои грехи.
 – Поехал я дальше, – рассказывает Сослан, – вижу серебряный
замок. Почтенные старые люди сидят там на золотых скамьях, перед
ними на блюдах лежит много обильной вкусной еды, пенятся в чашах
напитки, но никто ко всему этому не прикасается.
 И ответила Ведуха Сослану:
 – Эти люди во время земной своей жизни ни у кого не крали,
любили бедных и помогали им. За это награждены они здесь
Барастыром. А не прикасаются они к яствам потому, что, по закону
Страны мертвых, одним лишь видом яств сыты они.
 – Поехал я дальше – и вижу: тащится в гору старик, и несет он
на горбу своем в корзине без дна песок и камни. Высыпаются песок и
камни, он их собирает снова, и опять высыпаются они. За что
суждена ему эта бесконечная работа?
 – Этот человек в земной своей жизни, где мог, отрезал лишнее от
земли соседа и у каждого бедняка норовил украсть лоскуток земли,
чтобы составить себе богатство. Вот теперь и расплачивается он за
это.
 – Дальше поехал я – и вижу новое диво: стоит вол в высокой, по
пояс траве, но не ест он траву, а жадно жует бороду старика. Ну
как не удивляться тому, что вол вместо зеленой травы жует сухие
седые волосы?
 – И этому не надо удивляться, – сказала Ведуха. – При жизни
своей этот старик, когда ему случалось в рабочую пору брать в
супрягу чужого вола, давал своему волу свежую траву, а чужому –
объедки. За это теперь и принимает он страдания от вола.
 – Дальше поехал я, вижу: с берега мост переброшен на остров.
Острию ножа подобен тот мост. Сидит на острове старик в яичной
скорлупе.
 – Всю свою жизнь нелюдимом прожил старик этот на земле. Ни в
будни, ни в праздники не звал он к себе гостей, вот и приходится
ему теперь в Стране мертвых проводить в одиночестве долгие дни.
 – Поехал я дальше, – говорит Сослан, – и вижу: лежит на дороге
замерзший труп коня. Сидят около него мужчина и женщина.
 – Эти люди при жизни были скупцами. То, что добыли они своими
трудами, напрасно пропадало у них, даже для себя жалели они свое
добро. Вот и приходится им в Стране мертвых насыщаться видом
мерзлой конины, – сказала Ведуха.
 – Поехал я дальше – и вижу: лежат рядом муж и жена. Разостлана
под ними большая воловья шкура, и другой такой же шкурой они
накрыты. Каждый из них тянет шкуру в свою сторону, но не хватает
ее на обоих. Почему это так? – спросил Сослан.
 – Оттого это так, – ответила Ведуха, – что эти муж и жена при
жизни не любили друг друга, всю жизнь укоряли друг друга – и,
видишь, в Стране мертвых остались они такими же, какими были на
земле.
 – А неподалеку,–сказал Сослан,–увидел я других супругов.
Подстелена под ними заячья шкурка, другой заячьей шкуркой они
накрыты, а видно, что им тепло и просторно.
 – Что же тут достойного удивления? – спросила Ведуха. – Горячо
любили они на земле друг друга, и здесь, в Стране мертвых, греет
их земная любовь.
 – Поехал я дальше, вдруг вижу женщину и мужчину. Изрыгает
мужчина изо рта своего огненное пламя женщине в ладони.
 – По своей вине мучаются они, – сказала Ведуха. – Живя в
большой семье, они втихомолку готовили для себя отдельно обильную
еду. Вот теперь и оплачивают они своими страданиями эту кражу. Три
дня в году определил им владыка Страны мертвых терпеть такие
мучения.
 – А еще видел я женщину – толстой иглой зашивала она трещины
гор. Видно, что не под силу ей, бедняжке, такая работа, но не
может она хоть на время оставить ее, чтобы отдохнуть.
 – При жизни эта женщина обманывала мужа. Любила она другого
мужчину и для любовника своего шила, не ленясь, мелким и быстрым
стежком. Но ленилась она обшивать своего мужа – с ворчанием,
крупными стежками шила его одежды, и на бедняге все разлезлось.
Вот теперь и платит она здесь, по обычаю Страны мертвых.
 – Поехал я дальше. Гляжу, в большой деревянной кадке, до краев
наполненной молоком, готовит женщина сыр. Вынула она свой сыр, а
он у нее получился не больше просяного зерна. А тут же рядом
другая хозяйка из ложки молока приготовляет сыр, и он не меньше
горы величиной. Удивительно это!
 – Нечему тут удивляться, – сказала Ведуха. – Та, у которой
видел ты кадку, полную молоком, и при жизни была богата: сто коров
было в ее хозяйстве, всегда с избытком было у нее молочного. Но
даже по праздникам кусочка сыра не могла у нее допроситься бедная
соседка. Всегда отвечала та, что нет у нее сыра. А другая, которая
здесь, в Стране мертвых, из ложки молока делает сыр величиной с
гору, при жизни имела только одну корову. Но будь то в праздник
или в будни, если просил у нее что-нибудь неимущий, не было
случая, чтобы она отказала. И вот ты видишь, что происходит с ними
обеими в Стране мертвых.
 – Недалеко уехал я, – рассказывает Сослан, – и вдруг вижу:
лежит на земле женщина, и на груди ее вхолостую вертятся огромные
жернова. Долго раздумывал я над этим и так ничего и не придумал.
 – При жизни на чужой мельнице молола она, не спросившись, и ты
видел, как наказана она.
 – А неподалеку другая женщина. На груди ее тоже вертелись
большие жернова, и мололи они куски черного камня.
 – А эта женщина на земле крала муку из чужого помола. Видишь,
какими мучениями платит она за это в Стране мертвых!
 – Видел я еще одно страшное диво: к груди женщины ящерицы
присосались. За что ей такие мучения?
 – Бывало, при жизни,–ответила Ведуха,– ей приносили ребенка,
чтобы она покормила его грудью. Она соглашалась, прикрывала
ребенка платком, но груди ему не давала. И теперь, по обычаю
Страны мертвых, платит она здесь свои долги.
 – Видел я еще одну женщину. Из ноздрей ее лезут лоскуты сукна и
кумача, а правая рука горит синим пламенем. Что еще за диво?
 – При жизни была швеей эта женщина, и всегда отрезала она себе
от каждого куска ткани, которую давали ей шить. Теперь здесь
расплачивается за это, – ответила ему Ведуха.
 – Ехал я мимо склепа. Сидел там голый мальчик. Сукровица капала
из ноздрей его, и кровь струилась у него изо рта. Как было мне не
удивиться этому?
 – И этому не удивляйся, – сказала Ведуха. – При жизни не слушал
этот мальчик матери и отца, мучил их – и не одно, и не два
родительских проклятия упало на его голову. А теперь он
раскаивается и плачет так горько, что сукровица капает у него из
носа и кровь льется у него изо рта.
 – Поехал я дальше, и увидел широкую поляну. На ней играют и
резвятся разного возраста дети. Но грустно мне было смотреть на
них, так неладно были они одеты. Одни босые, а чувяки засунуты за
пояс, другие без шапок, а шапки их засунуты за пазуху. Кинулись
nmh ко мне. Кто называл меня отцом, а кто матерью своей. Как было
мне не пожалеть их! Слез я с коня, обласкал их, на каждом поправил
одежду. А когда я уезжал, они кричали мне вслед: «Да будет у тебя
прямая дорога, Сослан! Пусть во всем будет тебе удача и пусть
благополучно завершится то дело, за которым ты приехал сюда!»
 – Это были дети, умершие в сиротстве, – сказала Ведуха. – За
то, что ты их приласкал, исполнится все то, что они тебе пожелали.
 – Еще видел я, – сказал Сослан, – у раскрытых ворот лежала
сука, и видно, что скоро время ей щениться. Крепко спала она, но
из чрева ее вдруг залаяли на меня ее щенята. «Что бы это могло
значить?»–подумал я.
 – А это значит, что наступит такое время, – сказала Ведуха, –
когда станут старшие слушать советы младших, которые будут старших
уму-разуму учить.
 Видел я: спорят мешок и переметная сума о том, кто из них
больше вместит в себя проса. Зачерпнул мешок проса, и доверху
наполнился он. Потом высыпал он это просо в переметную суму, но
даже наполовину не наполнилась сума, потом набрала проса
переметная сума, высыпала его в мешок – переполнился мешок, и
через край посыпалось просо. Что это еще за диво?
 – Ты ведь нарт, – сказала Ведуха. – Так чему же удивляешься?
Наступит такое время, когда и большому и малому, знатному и
безродному будут давать не больше, чем нужно ему для хорошей
жизни.
 – Поехал я дальше, –сказал Сослан, – и увидел: три дерева стоят
среди равнины, и гладки, точно обточены, их стволы. И увидел я два
чувяка – один из воловьей кожи, другой из сафьяна; наперегонки
лезут они на дерево. Но вот соскользнул чувяк из сафьяна и остался
внизу, а чувяк из воловьей кожи дополз до верхушки дерева. Как же
не удивляться мне тому, что чувяк из воловьей кожи взял верх над
сафьяновым чувяком?
 – Чувяки из воловьей кожи носят простые люди, а чувяки из
сафьяна – благородные, – ответила Ведуха. – Но придет время, и
простые люди возьмут верх над благородными и поведут их за собой.
 – Поехал я дальше. Гляжу – от равнины до самых гор протянута
веревка, и так она толста, что нельзя под ней ни пройти, ни
проехать, а перескочить через нее тоже нельзя. Вдруг свернулась
веревка и далеко в сторону укатилась. Удивился я, но не понял, что
это значит.
 – Вижу я, что ты и впрямь ничего не понял на своем пути, –
сказала Ведуха. – А значит это то, что под конец весь мир станет
для людей открытой дверью.
 – Поехал я дальше, – говорит Сослан, – вижу: опять протянулась
веревка от гор до равнин, и тут же смоталась она опять к горам.
 – Это значит, что люди, которые с гор спустились на равнину и
нашли там хорошую жизнь, со временем снова вернутся в горы, –
сказала Ведуха.
 И дальше рассказывает Сослан:
 – Гляжу, у подножия горы бьют родники и кишмя кишит в них рыба,
прыгает она из одного родника в другой, и играет в воде, и
прыгает, и резвится, а одна другой рыбы эти совсем не мешают.
 – А это значит, что настанет время, когда люди, принадлежащие к
разным родам, будут жить дружно, как родные братья.
 – Поехал я дальш